ЛИТЕРАТУРНЫЙ УРАЛ

§ 1. Павел Петрович Бажов

Свою автобиографию писатель разместил на трёх страницах, но о его жизни написаны десятки книг.

«…Родился 27 января (15 по старому стилю) 1879 г. в Сысертском заводе бывшего Екатеринбургского уезда, Пермской области. Отец по сословию считался крестьянином, но работал на заводе… мать кроме домашнего хозяйства занималась рукоделием «на заказчика».

Петр Васильевич Бажев был мастером пудлингово-сварочного цеха Сысертского металлургического завода близ Екатеринбурга. Мать писателя, Августа Стефановна, была искусной кружевницей. Это было большим подспорьем для семьи, особенно во время вынужденной безработицы мужа

От детей секретов не было, и с юных лет Павел Бажов с интересом слушал рассказы бывалых рабочих о работе и мастерстве, о профессиональных "тайнах". Он еще не изведал всей тяжести заводского труда, но уже был готов к нему, ибо на это была направлена вся система домашней педагогики в семье русского рабочего. Дети знали, что такое "урок" и штраф, что такое "черный список" и телесные наказания. Однако кроме теневых сторон жизни "работных людей" открывалось перед ними и нечто большее — вдохновение труда творческого.

Дома Бажов слушал рассказы отца и бабушки о былой жизни, о труде рабочих и искусстве уральских камнерезов. В Сысерти были хорошие рассказчики — знатоки прошлого Алексей Ефимович Клюква и Иван Петрович Короб. Но самым лучшим и любимым у детворы рассказчиком был старый полевской горняк Василий Алексеевич Хмелинин.       Вслушивается будущий писатель в рассказы о трудовом мастерстве, о проволоке, толщиной в нитку, о "звонком" угле, о чугунных "кружевах" каслинцев, об удачливых рудознатцах — и растет понимание смысла труда "с полетом", как его определяют бывалые рабочие, формируется особое мировоззрение рабочего человека, понимание того, что лишь трудом велик человек. А сколько нравственной глубины в бесконечных пословицах и поговорках о труде и своей профессии, которыми так и пересыпана речь старших, или в ехидных прозвищах, которые метко определяли человеческие характеры. Павел Бажов был единственным ребенком в семье и потому, как писал он в автобиографии, "я имел возможность получить образование. Отдали меня в духовную школу, где плата за право обучения была значительно ниже против гимназий, не требовалось форменной одежды и была система "общежитий", в которых содержание было гораздо дешевле, чем на частных квартирах" .С 1889 по 1893 год Бажов учился в Екатеринбургском духовном училище, а с 1893 по 1899 год — в Пермской духовной семинарии. Среди семинаристов жили воспоминания о выпускниках предыдущих лет — писателе Д. Н. Мамине-Сибиряке, изобретателе радио А. С. Попове, фольклористе В. Н. Серебренникове.

Годы учебы были полны трудностей и тревог. Когда Бажов был в четвертом классе семинарии, умер отец, а мать стала терять зрение. Чтобы помочь семье и продолжать учебу, пришлось искать дополнительный заработок: "Работа была разная. Чаще всего, конечно, репетиторство, мелкий репортаж в пермских газетах, корректура, обработка статистических материалов, а "летняя практика" порой бывала по самым неожиданным отраслям, вроде вскрытия животных, павших от эпизоотии" .Типичная для того времени судьба разночинца-демократа с ее поистине "горьковскими университетами". Впрочем, испытания эти закаляли характер. Еще в семинарии Павел Бажов примкнул к революционному движению. Молодой семинарист распространял нелегальную литературу, писал листовки, принимал участие в "школьных листках".

Учился Бажов прилежно и потому получил предложение по окончании по первому разряду семинарского курса продолжить образование в духовной академии. Духовная карьера вовсе не привлекала двадцатилетнего юношу, в его душе царствовал стихийный атеизм, и от лестного предложения он категорически отказался. Так, в сентябре 1899 года началась трудовая деятельность будущего писателя. Он стал учителем начальной школы в деревне Шайдуриха, что в Невьянском районе. Правда, проработал он там совсем немного. "Когда же мне там стали навязывать, как окончившему духовную школу, преподавание закона божия,— писал позднее Бажов в автобиографии,— отказался от учительства в Шайдурихе и поступил учителем русского языка в Екатеринбургское духовное училище, где в свое время учился".

До ноября 1917 года Бажов проработал учителем русского языка и все 18 лет нелегкого учительского труда посвятил еще одному занятию, которое считал главным в своей жизни. Фольклористика стала смыслом его существования, именно ей отдавал он все свои силы..В течение пятнадцати лет, каждый год во время школьных каникул, Бажов пешком странствовал по родному краю, везде приглядывался к окружающей жизни, беседовал с рабочими, записывал их меткие слова, разговоры, рассказы, собирал фольклор,  изучал труд гранильщиков, камнерезов, сталеваров, литейщиков, оружейников и многих других уральских мастеров, беседовал с ними о тайнах их ремесла и вел обширные записи. Богатый запас жизненных впечатлений, образцов народной речи очень помог ему в дальнейшем в работе журналиста, а потом и в писательском труде. Свою «кладовую» он пополнял всю жизнь.

В центре его внимания оказалось не только русское население Урала, но и многочисленные народности, которые жили в постоянном контакте с русскими — башкиры, удмурты, татары, коми-пермяки и другие. Контакты эти создавали неповторимую уральскую культуру, на интернациональное содержание которой молодой исследователь стал обращать все более пристальное внимание.

Когда началась первая мировая война, у Бажовых уже росли две дочери. В связи с материальными затруднениями супруги переселились в Камышлов, поближе к родственникам Валентины Александровны. Павел Петрович перевелся в Камышловское духовное училище.

Доброволец Красной Армии, с 1917 по 1921 год Бажов сражается в ее рядах на уральском фронте, участвует в создании партизанских отрядов в Сибири и на Алтае. В сентябре 1918 года Бажов вступает в ряды РКП(б) и выполняет ответственные партийные поручения: редактирует дивизионную газету, избирается членом Семипалатинского губернского партийного комитета. Более всего в эти годы привлекает его журналистика, которая во многом определила литературное мастерство будущего писателя.

Именно из публицистики и пришел Бажов в советскую литературу, обогащенный опытом гражданской войны, пришел как писатель-боец, писатель-коммунист... Революция сформировала его как писателя, о чем он всегда помнил: "Вероятно, никаких литературных работ у меня не было бы, если бы не революция"

Литературный дебют Бажова состоялся в 1924 году, когда вышли его "Уральские были", рассказывающие в виде зарисовок и воспоминаний о дореволюционном быте Сысертских заводов. Книга получилась довольно необычная — в ней присутствовали и бытовые сцены, и портретные характеристики, и даже статистические данные. Книга читалась с интересом, ибо автор был человеком не пришлым и знал материал досконально. Именно точные этнографические зарисовки придавали особую ценность первой книге Бажова. В нее был "вкраплен" и фольклорный материал:

 "Здравствуй, матушка Сысерть, с крутыми горами! Здравствуй, быстрая река, с темными борами!"

Так пела "мастеровщица" о своем заводе и речке"

В 1926 году появляется новое крупное произведение писателя — повесть "За советскую правду", рассказывающая о партизанском движении в Сибири.

В 1930 году выходит в свет его книга "Пять ступеней коллективизации", рассказывающая о становлении колхозов на Урале. Истории полков гражданской войны, в которых пришлось воевать писателю, было затем посвящено несколько работ: 1934 год — "Бойцы первого призыва" (об истории полка Красных орлов), 1936 год — "Формирование на ходу" (о Камышловском полке) и ряд других.

В 1939 году под псевдонимом "Егорша Колдунков" Бажов выпускает повесть для детей "Зеленая кобылка", трогательное воспоминание о детстве со всеми его радостями и печалями. Определяя основное содержание повести, Бажов подчеркивал: "Хотелось по-другому показать условия воспитания ребят в средней рабочей семье, в противовес тому, что у нас нередко изображалось. Да, была темнота, но не такая беспросветная, как в "Растеряевой улице", в подьячевских рассказах или даже чеховских "Мужиках". Была и нужда и материальная ограниченность, но ребята не слабосильными росли: из них ведь выходили те мастера и подмастерья, которые играючи ворочали клещами шестипудовые крицы и подбрасывали в валок тяжелые полосы раскаленного железа"

 "Зеленая кобылка" имела и свое продолжение — повесть "Далекое — близкое", которая была закончена уже после Великой Отечественной войны.

Все эти произведения как бы предваряли главную книгу Бажова — "Малахитовую шкатулку", идею которой писатель вынашивал долгие годы. Без преувеличения можно сказать, что большинство сюжетов, художественные и поэтические особенности созданных Бажовым сказов были "опробованы" писателем в его ранних произведениях. Кроме того, появление главной книги Бажова прямо соотносилось со знаменитым призывом А. М. Горького к советским литераторам, прозвучавшим с трибуны Первого съезда писателей. Учиться у фольклора творческому осмыслению новой жизни — эта горьковская мысль во многом определила интерес многих писателей 30-х годов к народному поэтическому творчеству.

§ 2. Что такое фольклор. Сказки и сказы Бажова

Фольклор, в переводе с английского языка, означает «народная мудрость, народное знание».

Произведения фольклора (сказки, легенды, былины) помогают воссоздавать характерные черты народной речи, напевной и мелодичной. А пословицы и поговорки, к примеру, демонстрируют ее сжатость и мудрость.

 Помимо термина «фольклор» в научном обиходе разных стран встречаются и другие термины: немецкий — Volkskunde, в более узком значении слова — Volksdichtung; французский — Traditions populaires. В XIX в. в России (ныне) господствовал несколько расширительно толковавшийся термин «народная словесность» или «народная поэзия».

Фольклор - художественное народное искусство, художественная творческая деятельность трудового народа; создаваемые народом и бытующие в народных массах поэзия, музыка, театр, танец, архитектура, изобразительное и декоративно-прикладное искусство. В коллективном художественном творчестве народ отражает свою трудовую деятельность, общественный и бытовой уклад, знание жизни и природы, культы и верования.

Жанры в фольклоре отличаются также и способом исполнения (соло, хор, хор и солист) и различным сочетанием текста с мелодией, интонацией, движениями (пение, пение и пляска, рассказывание, разыгрывание).

 С изменениями в социальной жизни общества в русском фольклоре возникали и новые жанры: солдатские, ямщицкие, бурлацкие песни. Рост промышленности и городов вызвал к жизни романсы, анекдоты, рабочий, школьный и студенческий фольклор.

 В фольклоре существуют жанры продуктивные, в недрах которых могут появляться новые произведения. Сейчас это частушки, поговорки, городские песни, анекдоты, многие виды детского фольклора. Есть жанры непродуктивные, но продолжающие свое существование. Так, новых народных сказок не появляется, но старые по-прежнему рассказываются. Поют и многие старые песни. А вот былины и исторические песни в живом исполнении уже практически не звучат.

 Сказы, записанные и обработанные Бажовым — изначально фольклорные. Многие из них (т. н. «тайные сказы» — старинные устные предания уральских горнорабочих) он слышал мальчиком от В. А. Хмелинина с Полевского завода (Хмелинин-Слышко, дед Слышко, «Стаканчик» из «Уральских былей»). Дед Слышко — рассказчик в «Малахитовой шкатулке». Позже Бажову пришлось официально заявлять, что это приём, и он не просто записал чужие рассказы, а действительно является их сочинителем.

Позже термин «сказ» вошёл в советскую фольклористику с лёгкой руки Бажова для определения рабочей прозы (прозы рабочих). Через некоторое время всё же было установлено, что он не обозначает никакого нового фольклорного явления — «сказы» оказались преданиями, легендами, сказками, воспоминаниями, то есть жанрами.

Бажов выбрал интересную форму повествования «сказ» – это прежде всего устное слово, устная форма речи, перенесенная в книгу; в сказе всегда слышится голос рассказчика – дедушки Слышко – причастного к событиям; он говорит колоритным народным языком, полным местных словечек и выражений, присказок и поговорок.

Называя свои произведения сказами, Бажов учитывал не только литературную традицию жанра, подразумевающую наличие рассказчика, но и существование старинных устных преданий уральских горнорабочих, которые в фольклоре назывались «тайными сказами». От этих фольклорных произведений Бажов перенял одну из главных примет своих сказов: смешение сказочных образов.

Главная тема бажовских сказов — простой человек и его труд, талант и мастерство. Связь с природой, с тайными основами жизни осуществляется через могущественных представителей волшебного горного мира.

Один из самых ярких образов такого рода — Хозяйка Медной горы, с которой встречается мастер Степан из сказа «Малахитовая шкатулка». Хозяйка Медной горы помогает герою сказа Каменный цветок Даниле раскрыть свой талант — и разочаровывается в мастере после того, как он отказывается от попыток самостоятельно сделать Каменный цветок.

            Сказы Бажова впитали сюжетные мотивы, фантастические образы, колорит, язык народных преданий и народную мудрость. Однако Бажов — не фольклорист-обработчик, а самостоятельный художник, использовавший знание уральского горняцкого быта и устного творчества для воплощения философских и этических идей.

Рассказывая об искусстве уральских умельцев, отражая красочность и своеобразие старого горнозаводского быта, Бажов вместе с тем ставит в сказах общие вопросы — об истинной нравственности, о духовной красоте и достоинстве трудового человека.

Фантастические персонажи сказов олицетворяют стихийные силы природы, которая доверяет свои тайны только отважным, трудолюбивым и чистым душою. Бажов сумел придать фантастическим персонажам (Хозяйка Медной Горы, Великий Полоз, Огневушка-Поскакушка) необыкновенную поэтичность и наделил их тонкой сложной психологией.

Сказы Бажова — пример мастерского использования народного языка.

Сказы П.П.Бажова очень красочны и живописны. Цвет у него выдержан в духе народной живописи, народной уральской вышивки - цельный, густой, спелый. Цветовое богатство сказов не случайно. Оно порождено красотой русской природы, красотой Урала. Писатель в своих произведениях щедро использовал все возможности русского слова, чтобы передать многообразие цветовой гаммы, ее насыщенность и сочность, столь характерные для уральской природы.

В бажовских сказах литература заговорила тем народным языком, который был понятен не только уральским горно-заводским рабочим, но и любому простому человеку. Читатель действительно как бы "растворялся" в повествовании, радуясь каждому слову, которое в бажовских сказах утрачивало литературную отчужденность.

Привлекали бажовские сказы и еще одним своим качеством — познавательностью. Они рассказывали не просто о мастерстве, но о его конкретном проявлении в той или иной профессии. Их было интересно читать, ибо они были насыщены сведениями самыми разнообразными и неожиданными. Не одно поколение нашей молодежи при помощи бажовских сказов открыло мир удивительных и прекрасных профессий — камнерезов, сталеваров, гранильщиков, оружейников, впрочем, всех и не перечесть. Писатель оставался истинным патриотом родного Урала, где все особенное — природа, люди и их дела. С чувством глубокой гордости Бажов писал о рабочих специальностях горно-заводского Урала: "А самые профессии уральских заводов такие разнообразные по сравнению с другими местностями, что эти профессии даже имеют свою поэтику" .

Сказы Бажова населены вовсе не сказочными героями, а людьми самыми обыкновенными. Это те незаметные труженики, отмеченные печатью знаменитого русского таланта, который творит не ради почестей, денег и славы, а потому, что не может ни минуты прожить без труда, ибо труд есть наивысший нравственный закон его жизни на земле. Вспомним соперничество двух мастеров из сказа "Иванко Крылатко" — златоустовского мастера Иванки и иноземного мастера Фуйко Штофа, который "дело свое знал". Бажовский сказ говорит об истине простой, но порой забываемой, что труд труду рознь, что в душе рабочего человека поэт должен победить ремесленника. Крылатые кони на боевой златоустовской сабле, созданные фантазией русского мастера, справедливо мыслятся Бажовым как емкий символ освобожденного творчества, как торжество народного труда.

Бажовские герои всегда в борьбе с теми людьми, которые являются носителями всего приземленного, ничтожного и суетного. Спектр отрицательных персонажей в сказах Бажова достаточно широк — от Ваньки Соченя до Северьяна-убойцы. Эти мастерски вылепленные писателем образы несут важную художественную и идеологическую нагрузку — показывают всю глубину нравственного падения людей, оторвавшихся от рабочей среды, потерявших способность к труду. Метко характеризуя людей такого склада термином "пустая порода", Бажов в трактовке этих образов использует смелые художественные приемы. "Пустая порода" — это не просто метафора, она реализуется в сказе "Приказчиковы подошвы" в действительную пустоту — все, что осталось от палача Северьяна, это подошвы и пустое место

В творчестве П. П. Бажова жанр литературного сказа нашел наивысшее свое выражение. Ему подражали, порою даже копировали, но образец так и остался непревзойденным. Секретов своей творческой лаборатории Бажов никогда не скрывал, охотно рассказывал о фольклорных истоках своих произведений. Любил он емкое русское слово, наполненное музыкой и светом, причем это было не умозрительное восхищение, а каждодневное изучение родной языковой стихии. Тщательно до изнурения работал над формой своих произведений, предпочитая словесам лаконизм, о чем говорил в письме к писателю Е. А. Пермяку: "...не люблю длинных вещей. Мне кажется, они похожи на товарный поезд. Первый десяток вагонов при встрече пропускаешь с удовольствием, с любопытством, дальше полоса безразличия, а еще дальше думаешь, когда же это кончится... То ли дело коротышка. Ее одолеть легко, а отдача тоже бывает, и неплохая, если коротышка сделана". "Коротышкам" Павла Бажова была предопределена счастливая судьба, о которой размышлял другой замечательный русский писатель М. М. Пришвин, заметивший однажды: "Испытанием таланта писателя для взрослых может служить маленькая вещица, годная в детскую хрестоматию". Бажовские сказы, как показало время, такое испытание уже выдержали. 

§ 3. Малахитовая шкатулка сказов П.П.Бажова. Герои сказов

Сказы «Малахитовой шкатулки» были представлены читателю как восстановление по памяти воспринятого когда-то от дедушки Слышко - В.А. Хмелинина. Бажов сам был уверен: он воспроизводит то, что в 1892-1895 годах слышал от Хмелинина в Полевском заводе, приезжая домой на каникулы.

В начале 1938 года у Павла Петровича было уже четырнадцать готовых сказов. Они-то и составили первый сборник «Сказов старого Урала» - «Малахитовую шкатулку». Свердловское областное издательство выпустило «пробные» экземпляры ее в январе 1939 года. Основной тираж вышел в июле. Книга восторженно была принята читателями. Она привлекла внимание советской общественности ярким своеобразием, новизной содержания и формы.

Первая публикация сказов Бажова в качестве произведений устного творчества уральских горняков вызвала в литературных кругах определенные разногласия. В критической литературе, несмотря на колебания многих авторов, нередко отражалось ложное представление о Бажове как «записывателе» фольклора.

Когда «Малахитовая шкатулка» была принята к изданию и пока ее готовили к печати, Бажов продолжал писать сказы. Еще до выхода в июле 1939 года свердловского сборника основным тиражом им были написаны сказы «Серебряное копытце», «Синюшкин колодец», «Демидовские кафтаны», а затем пошли «Огневушка-Поскакушка», «Травяная западенка», «Хрупкая веточка», «Ермаковы лебеди», «Таюткино зеркальце», «Жабреев ходок», «Ключ-камень». Почти все они, кроме «Демидовских кафтанов» и «Хрупкой веточки», вошли в новую книгу - «Ключ-камень», изданную в 1943 году. Позднее автор и эти сказы (как и все последующие) включил в «Малахитовую шкатулку».

Малахитовая шкатулка - материальный символ «каменной силы» малахита. Это символ красоты, которая дается одному человеку, да и то тесно связанному с тайной силой… Вообще же шкатулка - классический женский символ, «символ сюрприза, загадочного, пугающего и манящего». В истории с малахитовой шкатулкой Хозяйка выступает соблазнительницей мужчин и соперницей земных женщин. С этой точки зрения становится понятно, почему она отказывает в помощи женатым мужчинам. И Степан, и Данила общаются с ней до брака. Однако уровень постижения героями «каменной силы» Хозяйки различен. Степан добывает малахитовые глыбы, о дальнейшей судьбе которых он не задумывается. Не. Не понимает он, и тайны малахитовой шкатулки-завещания понимает он и тайны малахитовой шкатулки-завещания С этой точки зрения становится понятно, почему она отказывает в помощи женатым мужчинам

Шкатулка становится символом тайны, связавшей навечно Степана и Хозяйку, символом совершившегося между ними тайного брака. Она, безусловно, предназначена не для земной невесты Степана Настасьи, которая «простой человек, обыкновенный», а для «чудесного ребенка» Танюшки, классического образца «подменыша» - плода горного духа и смертного человека. Поэтому закономерно, что только одна Танюшка может оценить магию чудесного подарка Хозяйки. Так что «если на Настасью малахитовые украшения… веют холодом, то дочери от них тепло.

Хозяйка Медной горы - владелица земных богатств, демоническое создание; в любом контакте с ней содержится потенциальная опасность: «Хозяйка эта - Малахитница-то - любит над человеком мудровать». В то же время очевидна женская природа Хозяйки, этим объясняется поведение мужчин: «Парень испужался, конечно, а виду не оказывает. Крепится. Хоть она и тайна сила, а все ж таки девка. Ну, а он парень - ему, значит, и стыдно перед девкой оробеть» .

Малахитница ищет себе жениха, поэтому часто заманивает в свои владения молодых мастеров и испытывает их. В сказе «Травяная западенка», основанном на пародировании кладоискательских тайн, подчеркивается, что Хозяйка Медной горы «женатым не пособляет». В своих поисках жениха Хозяйка использует различные мотивы, в том числе и жажду познания человеком тайны прекрасного. Малахитница испытывает мастеров - Степана, Андрюху Соленого, Данилу - на смелость («Мне как раз такого и надо, который никого не боится»; «Видно, Хозяйка горы смелость мою пытает. Это, говорят, у ней первое дело»; «…не обзарился ты на мои богатства…», верность («…не променял свою Настеньку на каменну девку…». Самым трудным испытанием оказывается испытание памятью: «Все будет устроено, и от приказчика тебя вызволю, и жить безбедно будешь со своей молодой женой, только вот тебе мой сказ - обо мне, чур, потом не вспоминай. Это третье мое тебе испытание будет».. Степан не может забыть слез «каменной девки», как не может изменить слову, данному Настеньке. Он «принимает смерть» с этими слезами, оказавшимися «редкостным камнем», - медным изумрудом - на Красногорском руднике, где встретил Малахитницу в первый раз.

Последствия контакта с Хозяйкой Медной горы проявляются в дальнейшем в жизни и смерти мастеров. Степан находит «малахитовую глыбу во сто пуд», поскольку «он все нутро горы вызнал и сама Хозяйка ему пособляла». Данилу все называют «горным мастером. Против него никто не мог сделать».

Печать «потусторонности» лежит на детях мастеров - Танюшке и Митюньке. Танюшка «на заводских девчонок будто и вовсе не походит». Степан сравнивает зеленые глазки дочери с малахитом, черные волосы - с землей и зовет девочку Памяткой. Только ей впору украшения из малахитовой шкатулки, подаренной Хозяйкой Медной горы Настасье. Она, неласковая даже к членам своей семьи, «льнет» к малознакомой страннице; та называет ее «доченькой да дитятком», ни разу не поминая «крещеное имечко». Настасья же на вопрос, кем ей приходится Танюшка, отвечает: «Дочерью люди зовут». Ненароком, будто бы случайно Настасья определяет истинную - сверхъестественную, инфернальную - сущность Танюшки. Все выявленные маркеры «инаковости» позволяют предположить, что Танюшка - дочь Степана и Хозяйки. Вероятно, Малахитница подменила ребенка, что проговаривается и самой Настасьей: «Красота-то красота, да не наша. Ровно бы кто мне подменил девчонку»

Образ Полоза выписан П.П. Бажовым в полном соответствии с фольклорной традицией, подтверждением чему является не только широкое бытование представления о гигантском змее в горняцкой среде Среднего Урала, Башкирии и Алтая, но и наличие типологически сходных персонажей в поэтическом творчестве горнорабочих Западной Европы. Полоз властен над всем золотом, может опоясать его, притянуть к себе: «Где он пройдет - туда оно и подбежит». Недаром дочь Полоза носит имя Золотой Волос - золотые прожилки в породе ассоциируются у старателей с ее прядями - «Коса у ней золотая и длиной десять сажен. Речка от этой косы горит, что глаза не терпят». Традиционный облик Полоза - огромная змея, хотя он способен «оборачиваться», трансформироваться. «И вот видят ребята - человека того уже нет. Которое место до пояса - все это голова стала, а от пояса шея. Голова точь-в-точь как была: только большая, глаза ровно по гусиному яйцу стали, а шея змеиная. И вот из-под земли стало выкатываться тулово преогромного змея» . Мужская ипостась змея проявляется в сказе «Про Великого Полоза». «Незнакомый какой-то и одет не по-нашински. Кафтан это на нем, штаны - все желтое, из золотой, слышь-ко, поповской парчи, а поверх кафтана широкий пояс с узорами и кистями, тоже из парчи, только с зеленью. Шапка желтая, а справа и слева по ней красные зазорины, и сапожки тоже красные. Лицо желтое, в окладистой бороде, а борода вся в тугие кольца завилась. Только глаза зеленые и светят, как у кошки. Мужик… грузный. На котором месте встал, под ногами у него земля вдавилась». Цвет одежды в данном случае символизирует золотые залежи, ведь желтый и красный - функциональные эквиваленты огня, второй ипостаси золота. Огненная сущность проявляется также в том, что Полоз оставляет после себя участки выжженной земли. Избыточный вес персонажа объясняется тяжестью драгоценного металла. Яркое свечение глаз и желтый отлив кожи - телесные аномалии, выдающие сверхъестественную суть. Вычурность и богатство одежды характеризует ее носителя как «чужака».

От Полоза исходит блеск камня: «свет не такой, как от солнышка, а какой-то другой, и холодом потянуло». Обитает змей в пещерах и старых штольнях (земном нутре), горах, лесах, болотах - на территориях, потенциально опасных для человека. «А ходить он может и по земле, и под землей, как ему надо, и места может окружить, сколько хочет». Обычно люди всячески стремятся избегать встречи с этим существом, поскольку оно достаточно агрессивно настроено. Лишь маргиналы типа одинокого отставного солдата Семеныча без опаски подходят на близкое расстояние. Наиболее активен змей на закате и восходе солнца, в полночь, в полдень, «в экое время, ночь уж совсем…». Встреча с ним регулируется рядом «табу» ритуально-этического характера. Запрещено, к примеру, рассказывать о столкновении с фантастическим существом - «Молчок про эти дела, а то все испортите». Не допускаются ссоры из-за добычи, не следует лгать, проявлять алчность, жестокость, во всем необходимо соблюдать справедливость.

Уральская голубая змейка «ростом не больше четверти, и до того легонькая, будто в ней вовсе никакого весу нет». В горняцкой среде существует негласный запрет на упоминание имени голубой змейки всуе, чтобы не накликать беду. Увидеть ее в одиночку - к нахождению золотой жилы, с товарищами - к ссоре, вражде. Качественно определяющим признаком персонажа становится способ передвижения. «Змейка эта не ползает, как другие, а свернется колечком, головенку выставит, а хвостиком упирается и подскакивает, да так бойко, что не догонишь ее. Когда она этак бежит, вправо от нее золотая струя сыплется, а влево черная-пречерная». Перед нами символическое выражение близости к земле и золотым пластам. Других следов это инфернальное животное не оставляет. «По траве идет, так ни одна былинка не погнется». Как и Великий Полоз, голубая змейка обладает  принимает облик женщины. «Сказывают, будто голубая змейка иной раз человеком прикидывается, только узнать ее все-таки можно. Как идет, так даже на самом мелком песке следов не оставляет. Трава и та под ней не гнется. Это первая примета, а вторая такая: из правого рукава золотая струя бежит, из левого - черная пыль сыплется» Бажов П. П. Уральские сказы. М., 1979. С.186.

Отчасти голубая змейка напоминает веретеницу - особый вид гадюки или безногой ящерицы, которая не ползает, а катится на брюхе. Нередко веретеница смешивается с медянкой, в сознании крестьян - кладохранительницей. Змея-медянка отливает зеленью меди, а зеленый цвет трактуется двояко: это и символ роста (жизни), и символ смерти (камня). На Среднем Урале змейки-медяницы являются слугами (в трактовке самого Бажова - дочерьми) Полоза, которые помогают ему проводить золото через камень и спускать его по рекам: «В камне оказалось золото - Змеевка прошла, след оставила». Клубок медянок считается знаком близости пласта, но эти змеи достаточно опасны для человека. М.Д. Чулков так характеризует их: «Сей род гадов почитают весьма вредным… Они получают зрение один раз в году, в Ивановскую ночь. Тогда они, увидев человека или другое животное, бросаются стрелком и пробивают насквозь наподобие стрелы».

Весьма примечателен персонаж по имени Серебряное Копытце. «Тот козел особенный. У него на правой передней ноге серебряное копытце. В каком месте топнет этим копытцем - там и появится дорогой камень. Раз топнет - один камень, два топнет - два камня, а где ножкой бить станет - там груда дорогих камней». Если у змея Дайко это золотые кольца, у Полоза и голубой змейки - золотой след, то у Серебряного Копытца - серебряная конечность. Кроме копытца есть еще ряд внешних признаков, выделяющих животное из разряда обычных: «Рожки у него отменные. У простых козлов на две веточки, а у него на пять веток. Простые зимой безрогие ходят, а этот всегда с рожками, хоть летом, хоть зимой». Данный персонаж умеет подражать звукам, издаваемым человеком: в ответ на домашний призыв Даренки «мека-мека» козел смеется и убегает. В описании Серебряного Копытца особо акцентируется момент отсутствия запаха («козел лесной, лесом и пахнет»).

Таким образом, можно сделать вывод, о том, сказы Бажова представляют интересный материал для исследователей русской литературы и связи её с фольклором. Безусловно, сказовое творчество Бажова интересно как детям, так и взрослым, тем более что Бажов не ограничивал возрастные рамки читателя. Нам известно, что Бажову пришлось испытать на себе множество страданий, чтобы проложить себе дорогу в литературу.